|
***
Ржавеет золото, и истлевает сталь, Крошится мрамор. К смерти все готово. Всего прочнее на земле - печаль И долговечней - царственное слово. ***
***
|
|
***
Когда я называю по привычке Моих друзей ушедших имена, Всегда на этой перекличке Мне отвечает только тишина. ***
***
|
"Бег времени"... Так назвала Анна Ахматова одну из последних книг. Быстро летят годы, и мне иногда кажется, что мои встречи с Ахматовой происходили в какой-то другой жизни. И тут же я осознаю, что это - дар судьбы. Частичку этого дара я вложила в сценарий ахматовского вечера, который мы с учащимися 9-х - 10-х классов приготовили и провели для сотрудников и учеников Международной школы в Фонтанном доме в 1994 году.
Я познакомилась с Анной Андреевной зимой 1960 года (я тогда только-только закончила университет). Она лежала в больнице им. В.И.Ленина после очередного инфаркта - в маленьком корпусе, что около Детской улицы, но в большой (на 6 человек) палате. Я навещала подругу, и та подвела меня к железной кровати, на которой полулежала Ахматова. Узнав, что я преподаю литературу в школе, она сразу спросила: "Вы по-прежнему ежегодно предаете меня анафеме?" Я сказала, что Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград" и доклад Жданова теперь в школах не "проходят", и Анна Андреевна удовлетворенно вздохнула.
Вообще-то Ахматова была человеком замкнутым и не очень легко принимала в свой круг незнакомых людей.. Времена тогда подошли хрущевские - "приличные", как она говорила, но опасения остались, и, как мы знаем, основания для них были: все могло повернуться вспять.
И все-таки, когда я прощалась, Анна Адреевна просила заходить, и я стала забегать к ней в больницу по нескольку раз в неделю. Она приветливо улыбалась, а я рассказывала ей о городских и особенно театральных событиях (мы тогда ходили на все просмотры и премьеры), об интересных журнальных публикациях.
Когда Анне Андреевне разрешили вставать, мы "бродили" с ней по больничному коридору или присаживались в холле, и она говорила, говорила - о Блоке, Гумилеве, Мандельштаме, о своем блистательном начале.
После того, как Анну Андреевну выписали из больницы, я по ее приглашению стала приходить к ней домой - в последнюю ее квартиру на улице Ленина. Она встречала меня величественно и очень милостиво. На ней было широкое темно-фиолетовое платье (к старости она стала грузной), иногда бусы, иногда шаль на плечах. Я писала под ее диктовку - она работала тогда над "Поэмой без героя" и статьями о Пушкине, отвечала на письма читателей - а Ахматова ставила внизу свое знаменитое большое, перечеркнутое волнистой линией.
Но больше всего я любила минуты, когда Анна Андреевна усаживалась в кресло и низким, глубоким голосом неторопливо рассказывала о былом. Особенно много Ахматова работала (а я записывала) летом 1962 года, когда я жила с ней в ее "будке" - на даче в Комарово. Среди вещей, продиктованных Ахматовой, я записала и такое четверостишие:
Что войны, что чума? Конец им виден скорый;
Их приговор почти произнесен.
Нo как нам быть с тем ужасом, который
Был бегом времени когда-то наречен...
январь 1996 года
Лилия Николаевна Эрик (преподаватель литературы)
